Сербишинские сестры
Жизнь и иноческое служение бывших насельниц Сербишинского Введенского женского монастыря, и их духовный опыт в годы богоборчества в период Великой Отечественной войны на примере посёлка Верх-Нейвинск.
До 2005 года в посёлке Верх-Нейвинске по адресу улица Карла Маркса, дом № 52, стояла небольшая, ничем не приметная жилая постройка – бревенчатый двухэтажный дом. Правда, в последние годы своего существования дом «ушёл» в землю, сильно осел, и с виду казалось, что никакого второго этажа вовсе и не было.
Но примечателен был этот дом не своими архитектурными изысками, которыми его прежние владельцы и строители не наделили, а памятен он тем, что в годы гонений на Церковь здесь нашли себе приют и убежище монахини, пришедшие из закрытого монастыря в Сербишино.
Этот небольшой женский монастырь во имя Пресвятой Богородицы в честь Ее Введения во храм находился в старинной деревне Малехоны, известной больше под названием «Сирбишино». Там, вдалеке от суеты и шума Уральских заводов, поселились ищущие духовного спасения благочестивые женщины.
Свое существование монастырь вёл с конца XIX века, с того времени, как на окраине деревни поселились первые его обитательницы. В 1913 году женская община Указом Святейшего Синода, от 12 октября была зарегистрирована, а спустя три года монашеская община получила официальный статус монастыря. В год свершившейся революции в монастыре подвизались одна монахиня Валерия (в миру Варвара Григорьевна Бородина — она же и была первой и единственной настоятельницей обители), и сорок три послушницы. Спустя несколько лет, в 1924 году, представители власти советов монастырь закрыли. Трагически развивались события, как в самой обители, так и в судьбах её насельниц. Монахини, которых к тому времени стало пятнадцать человек, и послушницы остались тверды духом и не поколебались в вере. Все сёстры, принявшие монашеские обеты стали несгибаемыми исповедницами веры. Некоторые из них устроились на работы кто куда, но и в миру каждая из них несла по-прежнему своё послушание, так как иноческая жизнь того времени выходила за пределы монастырских стен. В те годы часть сестёр работала на колхозных полях, другие нянечками в невьянской городской больнице, а кто-то и на лесоповале. Вся деятельность Введенского монастыря стала тогда нелегальной, оттого при бывшем монастырском храме осталась тогда небольшая часть монашествующих, которые по-прежнему следили за порядком в церкви и помогали при богослужении.
Комплекс реликвий, бытовавших в доме у монахинь
Только в 1935 году власти окончательно обитель закрыли, разорили все постройки, осквернили монастырскую церковь и позднее её снесли.
В посёлке Верх-Нейвинске монахини появились в конце 1920-х годов. Великое мужество и крепкая вера помогали этим гонимым женщинам устоять, не отречься от Бога, не оставить Церковь и не изменить своим монашеским обетам.
С первых дней своего пребывания в посёлке они поселились в сторожке при Николаевском православном храме. Старожилы рассказывали, что в те годы монахинь было пять человек, трудились они при храме, следили за чистотой, пекли просфоры, пели и читали на клиросе. После того как в 1937 году Николаевский храм был закрыт, своей небольшой общиной монахини устроились на жильё в одном из домов в районе «Крутяка». В небольшой дом к монахиням стали приходить богомольные женщины. Обращались к ним с просьбами помолиться. Всем верующим жителям посёлка хоть как-то хотелось помочь старицам – так уважительно их называли. Кто молока принесёт, кто муки и яиц, а матушки своих отзывчивых посетителей каким-нибудь, рукоделием одаривали: одному салфетку выстроченную, другому наволочку расшитую. Занимались они рукоделием: шили одеяла, мастерски вышивали гладью и крестиком, искусно расписывали разными красками к Пасхе куриные яйца, изготавливали прекрасные цветы из ткани и бумаги, даже принимали заказы на свадебные уборы для невест, от руки переписывали акафисты и каноны, духовные стихи и песни, которые они собирали и переплетали отдельными книжечками. Спустя годы, созданные руками монахинь «книжицы» в православных семьях посёлка ещё долго были востребованы, а потом их хранили, словно драгоценные реликвии.
В годы Великой Отечественной войны монахини перебрались на жительство в другой дом, который стоял по улице Карла Маркса, под № 52. Приютила монашествующих в своём доме Верхотуркина Евдокия Ивановна, благочестивая престарелая женщина. Муж её, Георгий Верхотуркин, давно умер, сыновья Павел и Иван жили отдельно своими семьями и, похоже, знакомству матери с монахинями не удивлялись и воспринимали его как должное.
Требный Крест из тайного прихода
Монахинь к тому времени осталось только трое. Старшая была матушка Параскева Александровна Шальных (1889 г.р.) — монахиня и две рясофорные инокини Мария и Александра, а также с ними постоянно проживала их воспитанница сиротка Наташа, ранее проживавшая с ними в монастыре.
В постоянном общении с монахинями была тогда ещё одна местная жительница, активная и религиозно просвещённая Екатерина Никифоровна Шилова, урождённая Старожилова (1892-1972). После закрытия всех храмов в посёлке она, можно сказать, стала связующим звеном и проводником между монахинями и верующими из других населённых пунктов, а также и священнослужителями.
Спустя немного времени, при поддержке верующих и благодаря небольшим сбережениям матушки Параскевы, они все вместе смогли выкупить дом у Верхотуркиных. С того времени начинается новый этап в духовной жизни верхнейвинских верующих. На втором этаже своего дома матушки разместили принесённые людьми иконы, поставили фанерную перегородку, получился алтарь, таким образом сёстры устроили нелегальный храм, настоящий тайный приход, куда стали стекаться люди, ищущие встреч с Богом, со священником и истосковавшиеся по церковным службам. Духовным окормлением монашествующих руководил уроженец Верх-Нейвинска, заштатный священник Михаил Мягков (1892-1953), проживающий в Верх-Нейвинске с 1938 года. Он стал и первым неофициальным священником этой тайной общины. Поначалу батюшка служил только с монахинями, первое время они были вынуждены совершать богослужения в ночное время суток при закрытых ставнях. Как бы то ни было, наверное, у всех был страх, чтобы кто-то из активных местных атеистов не донёс куда следует. Многие даже и не подозревали, что в доме по соседству совершается Божественная литургия и другие уставные службы. Со временем стали приходить и местные жители. Убитые горем матери и вдовы, потерявшие на фронте своих детей и мужей. Седовласые труженицы, вновь обретшие веру в Бога. Неумело, тревожно звучали их молитвы перед старыми тёмными образами, по-домашнему убранными искусственными цветами в небольшой, но уютной комнатке-храме. Были и те, кому молитвенные собрания верующих попросту мешали нормально жить. Две комсомолки, родные сёстры (по этическим соображениям ни их фамилии, ни имена в тексте не будут помещены) в дни великих церковных праздников ходили по улицам и выискивали те дома, откуда слышалось веселье и пахло пирогами. Особенно в Пасхальные дни: если от дома пахло стряпнёй, значит, как думали сёстры, хозяева пекут куличи. Если в доме на столе будет кулич, значит, семья верующая, одурманенная религиозными предрассудками. Надо таким помогать — наивно считали молодые атеистки-комсомолки. В ближайшее же время сёстры шли в поссовет и там докладывали о выявленных семьях, в которых якобы справляли религиозные праздники. Сообщали адреса тех домов, откуда попросту приятно пахло домашней выпечкой. Впоследствии этих любителей стряпни в коллективах «чистили», с пристрастием объясняя советским гражданам, какое в себе зло таит религиозный дурман. Чудом и милостью Божией тайный приход продолжал существовать. Ни монашествующих, ни посещавших их представителей духовенства, ни кого-либо из местных жителей приходящих на службы в дом инокинь власти не трогали!
По большим праздникам к монахиням из города Невьянска стал наведываться протоиерей Ксенофонт Бондарчук. В короткий период его служения Вознесенский храм, что стоит на Старом кладбище, был самым близким и доступным из всех, не закрывавшихся в годы советской власти. Даже переехав на служение в Знаменский храм Верхнего Тагила, отец Ксенофонт по-прежнему старался находить время и навещал пожилых инокинь.
Позднее эту традицию посещения Верх-Нейвинска и совершения богослужений в доме у монахинь продолжил другой невьянский батюшка, маститый митрофорный протоиерей Николай Яблонский (1875-1951).
Своими воспоминаниями о тех днях с радостью делилась Агния Семёновна Оглезнева, урожденная Колмогорова (1935-2017): «Помню, как отец Николай Яблонский приезжал к нам в Верх-Нейвинский поселок. Церковь наша была тогда уже закрыта. Все службы проходили в доме у престарелой матушки Параскевы Александровны Шальных и живших с нею других старушек. Все эти старушки когда-то жили в монастыре, в деревне Малехоны-Сирбишино, были они монашками. Когда монастырь разорили, они приехали к нам в посёлок. У себя на дому они стали проводить молебны, для этого приглашали жившего тогда в Верх-Нейвинске заштатного священника Михаила Мягкова, который работал в заводе. А в особые дни больших церковных праздников в дом к монахиням съезжалось много народа. Вот тогда я впервые увидела отца Николая Яблонского. Он, мне, тогда ещё совсем молоденькой, показался стареньким, суховатым дедушкой, но благообразного вида. Священник-старец очень необычно разговаривал. Проповеди он по книжкам не читал, а говорил своими словами. Речь его была, какая-то старинная, витиеватая, даже манерная. Было тогда всё скромно, но очень красиво и торжественно.
Протоиерей Николай Яблонский
Для проведения службы у нас в поселке мы вместе с моей мамой Ириной Ксенофонтовной, Ольгой Макаровной, Екатериной Георгиевной Мягковой и матушкой Агапией (которая приходилась родной сестрой Параскеве Александровне Шальных, в чьём доме мы и собирались на службы), пели в хоре, все вместе с монашками. Отцу Николаю наш поселковый хор нравился. А мне особенно было приятно слышать его слова: «Хор отличный», так как я тоже старалась и участвовала в пении».
Известно также о том, что иногда вместе с отцом Николаем Яблонским приезжал из Верхнего Тагила священник Павел Трусов, из Свердловска приезжала монахиня Агапия, также бывшая насельница монастыря, но только Ново-Тихвинского, что до революции 1917 года духовно процветал в городе Екатеринбурге. Самыми активными прихожанами тайного прихода были местные жители: Петр Ильич Кичигин (бывший староста Николаевской единоверческой церкви), Апполинария Ивановна Быкова, Ирина Ксенофонтовна Колмогорова, супруга отца Михаила Мягкова Екатерина Георгиевна и, конечно же, незаменимая и верная помощница матушек Екатерина Никифоровна Шилова.
К сожалению, доподлинно так и неизвестно, как долго существовал этот тайный, нелегальный приход.
По воспоминаниям жителей Верх-Нейвинска, которые давно отошли в Вечность, известно о том, что к началу 1950-х годов в доме оставались проживать к тому времени уже престарелая матушка Параскева и её приёмная дочь Наталья Степановна, в замужестве Яргина. Инокини Мария и Александра видимо уже скончались. В середине 1950-х годов отошла ко Господу и монахиня Параскева. После кончины монахинь их духовная сестра и помощница Екатерина Шилова переехала на жительство в город Невьянск, поближе к действующей Вознесенской церкви, в которой она в течение многих лет пела и читала на клиросе.
Благодаря духовной силе простых сельских инокинь, их мужеству и их молитвам в Верх-Нейвинске не угасал огонёк веры. Теплился, от ветра безбожия колебался, но не погас! Верующие верхнейвинцы во все последующие годы, до начала 1990-х годов старались вести полноценную религиозную жизнь. Посещали храмы. Каждый для себя выбирал свой храм. Жители посёлка ездили на богослужения в Невьянск и Быньги, в Верхний Тагил и Николо-Павловск, бережно сохраняя свою веру.
Денис Щербина,
п. Верх-Нейвинск.
