Осведомитель «Христианин»

3 февраля в г. Екатеринбурге в рамках V Международной научно-богословской конференции «Церковь. Богословие. История» состоялось VI ежегодное заседание Уральского церковно-исторического общества «Православие на Урале: связь времен», в котором приняла участие заведующая архивным отделом монастыря Вера Александровна Чемезова.

В этом году шестой раз проводилось заседание Уральского церковно-исторического общества. В преддверии дня памяти новомучеников и исповедников Российских в г. Екатеринбург съехались историки, краеведы и просто неравнодушные к церковной истории люди из Челябинска, Троицка, Кыштыма Челябинской области, Перми, Кирова, Верхней Салды, Первоуральска, Режа, п. Рефтинский, с. Шурала, чтобы поделиться своими исследованиями в области священнических родословий, отношений государства и Церкви в ХХ столетии. Неизменно большинство участников конференции было из столицы среднего Урала.

Приветственное слово владыки Среднеуральского Евгения

Заседание открыл и благословил епископ Среднеуральский Евгений. В своем приветственном слове владыка сказал: «В уральских недрах сокрыты неисчислимые сокровища: минералы, полезные ископаемые. То, что скрыто в земле, приносило и приносит нашего Отечеству великую славу. Но главное сокровище Урала — это люди-созидатели, совершители духовных подвигов. С замиранием сердца жду знакомства с этими людьми через ваши доклады. Как необходим безмерный труд, чтобы добыть полезные ископаемые из земли, так нужен большой труд, чтобы из архивных документов «достать» историю наших предков, рассказать об их служении Богу и людям в годы сталинских репрессий». Епископ Евгений поблагодарил участников конференции за исследовательский труд и пожелал всем духовно полезного общения.

На конференции было сделано 18 докладов. Среди них был доклад заведующей архивным отделом Скорбященского женского монастыря Веры Александровны Чемезовой, который вызвал живое обсуждение аудитории. Как в 1920-1930-е годы люди становились осведомителями НКВД-ОГПУ, можно ли было избежать участи стукача, какие ловушки расставляли сотрудники органов, чтобы завербовать представителей духовенства, и как можно было их обойти? — об этом и многом другом говорили участники конференции после выступления Веры Александровны.

Доклад заведующей архивным отделом монастыря Веры Александровны Чемезовой

ОСВЕДОМИТЕЛЬ «ХРИСТИАНИН»:

УГОЛОВНОЕ ДЕЛО СВЯЩЕННИКА КОНСТАНТИНА ПЛЯСУНОВА

При чтении и изучении уголовных дел репрессированных священнослужителей исследователи достаточно часто сталкиваются с указанием на то, что некоторые из них становились секретными сотрудниками НКВД – ОГПУ и давали подписку об осведомительстве. Это касается как представителей староцерковничества, так и обновленцев. Слово «осведомитель» в русском языке имеет немало синонимов, в том числе разговорных и сленговых: доносчик, сексот, агент, стукач, фискал и др. Как правило, многие из них имеют негативный оценочный оттенок. Многие из них пришли из уголовного жаргона и устойчиво закрепились в языке. В бытовом сознании народа отношение к доносчикам было и есть крайне отрицательное. Однако это явление в отношении репрессированных требует всесторонней и непредвзятой оценки.

Приведем в качестве примера признание архимандрита Ксенофонта (Медведева) из документа уголовного дела «Историческая гниль»: «7 апреля (25 марта) сего года меня вызвали в Нижний Тагил в ГПУ и здесь после предварительного допроса арестовали. И, таким образом, я находился в заключении до 1/14 июля ровно 100 дней, из них 55 дней в домзаке и 45 дней в подвале ГПУ.

Не без скорбей пришлось пережить это время. Но Господь всегда был со мною, утешая и подкрепляя меня. Обвинений было предъявлено много, были и серьезные – из бывших дел монастырских. Но главным было предъявлено настойчивое требование доказать свою лояльность к советской власти – в виде письменного доказательства доносить, если что мне будет известно о покушении на советскую власть. Я все время твердо противостоял этому искушению, доказывая, что это не свойственно моему званию и сану и что я готов нести всякое наказание, если это требуется предъявленными обвинениями. Но в конце не устоял. И хотя как будто не малодушествовал, но, по-видимому, оказался скудным верою во всесильный промысел Божий, руководящий нас. И вот, к моему позорному стыду, я согласился дать такое обязательство. Но предварительно обусловив, что это ничуть не обязывает меня быть сыщиком, а только если случайно что-нибудь будет мне известно о каком-нибудь покушении на советскую власть, то я по чести и справедливости обязуюсь донести. Такое обязательство отчасти я как бы оправдывал посланием св. апостола Павла к Римлянам (глава 13) и присягой, даваемой при посвящении в священный сан. Но в конечном счете я это не считаю оправданием, а всецело виню себя в малодушии. Тем более что лица, имевшие со мной беседу до этого акта, теперь явно противоречат своим словам и предъявляют ко мне уже большие требования…» (здесь и далее курсив мой – В.Ч.)[1].

В этом покаянном письме настоятеля Верхотурского Свято-Николаевского мужского монастыря архиепископу Пермскому Иринарху (Синеокову-Андреевскому) важна отсылка к Посланию апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13, 1–5).

В «Послании Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Нижегородского Сергия и Временного Патриаршего Священного Синода архипастырям, пастырям и всем верным чадам Всероссийской Православной Церкви» (Декларации 1927 г.), подписанной митрополитом Сергием (Страгородским) и восьмью архиереями, говорилось: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»[2]. В этом документе, опубликованном в газете «Известия» 18 августа 1927 г., признавалась воля Божия в совершающихся событиях и цитировались слова из Послания апостола Павла римлянам о повиновении властям «по совести». Декларация 1927 г. в определенной степени оправдывала «малодушие» отца Ксенофонта, но в упоминаемой им присяге ставленника перед рукоположением в сан иерея ничего не говорится об отношении священника к государству – он несет ответственность только перед Богом и Церковью[3].

Однако в синодальный период Русской Православной Церкви существовал Указ о разглашении тайны исповеди при особых условиях: «…если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое несделанное, но еще к делу намеренное от него воровство, наипаче же измену, или бунт на Государя, ли на Государство, или злое умышление на честь или здравие Государево и на фамилию Его Величества, а объявляя толикое намеряемое зло, покажет себе, что не раскаивается, но ставит себе в истину и намерения своего не отлагает и не яко грех исповедует, но паче дабы тако согласием или молчанием духовнаго (отца) своего в намерении своем утвердиться; что отсюда познать мощно: если повелит ему духовный отец именем Божиим отстать всеконечно от намерения своего злаго, а он молча и аки бы сумняся, или оправдая себя, в том непременен явится: то должен духовник не токмо его за прямо исповеданные грехи прощения и разрешения не сподоблять (не есть бо исповедь правильная; аще кто не всех беззаконий своих кается) но и донести вскоре о нем, где надлежит…»[4].

В связи с содержанием этого документа 1722 г. понятно решение архимандрита Ксенофонта (Медведева), получившего в ОГПУ псевдоним «Ксенофонтов», хотя в обязанности осведомителя входило не столько разглашение тайны исповеди, сколько информирование органов об известных ему сведениях о людях из церковной среды.

Действительно, какой документ подписывали осведомители в советское время, какие обязательства они на себя брали? Образец такой бумаги мы встретили в уголовном деле священника Константина Плясунова:

«Обязуюсь:

1. Быть честным гражданином и охранять это звание от всех порочащих его действий и поступков.
2. Как честный гражданин обязуюсь ставить в известность ПП ОГПУ или уполномоченное им лицо о всех достоверно мне известных преступлениях, готовящихся и совершенных отдельными или группами лиц, направленных во вред СССР.
3. Как честный гражданин обязуюсь выполнять быстро и аккуратно все просьбы и поручения, исходящие от ПП ОГПУ или уполномоченного им лица.
4. Обязуюсь сохранять в абсолютной тайне даже от близких мне лиц свою совместную деятельность с ПП ОГПУ, а также и все сообщенное в процессе этой деятельности мною ПП ОГПУ и мне таковым.

За нарушение данного мною обязательства буду привлечен к ответственности как сознательный враг СССР и понесу наказание по всем строгостям революционного закона СССР»[5].

На первый взгляд, обязательство осведомителя составлено достаточно общо и может применяться или, наоборот, не применяться в зависимости от представлений сотрудника ОГПУ и самого секретного осведомителя. С другой стороны, в пункте 2 оно близко по своему смыслу к «Указу Синода о раскрытии тайны исповеди» 1722 г.

В уголовном кодексе 1926 г. в статье 58 (контрреволюционные преступления) появился пункт 12: «Недонесение о достоверно известном, готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении влечет за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев» [6 июня 1927 г. (СУ №49, ст. 330)][6].

Как раз по этой статье УК 29 апреля 1932 г. было начато дело по обвинению гражданина Константина Степановича Плясунова, который являлся псаломщиком Спасо-Преображенского собора г. Невьянска и «при вызове в Невьянское ГПУ категорически отказался от работы»[7]. По обвинению от 26 мая 1932 г. он, «являясь секретным сотрудником ОГПУ уклонялся от работы укрывал лиц антисоветски и к/р настроенных…»[8].

В анкете содержатся сведения об арестованном иерее Константине Плясунове. Он родился 9/25 декабря 1904 г. в Верхне-Сергинском заводе. До 1917 г. жил с отцом. В 1921–1923 гг. служил псаломщиком в храме родного поселка, а с 1923 г. по сентябрь 1925 г. – псаломщиком в Верх-Исетском заводе. Если судить по документам уголовного дела, Константин дал подписку и стал сотрудником органов в 1925 г., но «систематически отлынивал от работы»[9]. В сентябре 1925 г. он принял рукоположение во священника и до 1928 г. нес пастырское служение в Верхне-Сергинском заводе, после чего переехал в г. Нижний Тагил. Местом его служения стала Сухоложская Иоанно-Предтеченская кладбищенская церковь, еще до революции приписанная к Входо-Иерусалимскому собору. В этом маленьком храме окормлялись сестры и прихожане закрытого Скорбященского женского монастыря. Совсем юный священник Константин Плясунов мужественно служил Богу и пастве и защищал свой приход от обновленцев[10]. После решения властей о закрытии и сносе церкви отец Константин переехал в Северский завод, а в мае 1931 г. в г. Оса, но здесь не задержался и в июне поступил на должность псаломщика в завод Чермоз. После продолжительной болезни 20 декабря 1931 г. он стал псаломщиком Спасо-Преображенского собора г. Невьянска, т. к. священническая вакансия была занята.

Иерей Константин Плясунов. 1928 г. Фрагмент групповой фотографии священнослужителей и церковных активистов Нижнего Тагила в день служения архиепископа Аркадия (Ершова)

Во время следствия отец Константин дал такие показания: «16 марта 1925 г. во время моей службы псаломщиком в Верх-Исетском соборе, был вызван в ОГПУ и с меня было взято обязательство о сотрудничестве с органами ОГПУ, но я не одного сообщения органам ОГПУ не давал и не могу дать по своим убеждениям т. к. мои убеждения основаны на учении Христа ‟Не делай другому того, чего себе не хочешь, люби ближнего как самого себя” а потому сотрудничество с органами ОГПУ для меня является не совместимым с моими убеждениями, нарушают мою моральную (духовную) жизнь, и у меня выработалась психология ‟ради христианского достоинства готов перенести испытания”. По всему вышеизложенному от сотрудничества с органами ОГПУ отказываюсь, и не взирая не на какие требования работать не буду»[11].

В данном случае от иерея Константина требовали показаний против жившего с ним на одной квартире настоятеля Спасо-Преображенского собора г. Невьянска протоиерея Иоанна Покровского и его контрреволюционной деятельности, состоявшей в распространении литературных трудов «в защиту христианства и религии»[12]. Из допроса самого отца Иоанна стало известно, что писать он начал в 1921 г., готовясь к докладам на диспутах с атеистами. Свои статьи «Жил ли Христос?» и «О бытии Божьем» он давал прочитать протоиереям Увицкому и Здравомыслову с целью получить советы и исправления и имел желание послать их митрополиту Сергию (Страгородскому)[13]. По всей видимости, читателем его сочинений был и отец Константин Плясунов, имевший литературный талант и способный редактировать тексты для подготовки их к печати.

Если священник Иоанн Покровский косвенно называет отца Константина причастным к его делу, то последний категорически отказался от дачи показаний. В его обвинительном заключении сотрудник 3-го отделения СПО ПП ОГПУ по Уралу Ворончихин написал: «Священник собора г. Невьянска Плясунов Константин Степанович в бытность его псаломщиком в Верх-Исетском соборе в марте месяце 1925 г. изъявил желание работать секретным сотрудником органов ОГПУ, обязуясь исполнять все поручения ОГПУ и отдельных представителей их и ставить в известность о всех деяниях направленных к подрыву и ослаблению существующей власти. В последний период, последовательно служа с 1925 по 28 г. в В-Сергинском заводе, в 1928 по 30 в г. Нижнем Тагиле, с 1930 по 31 [в] Северском заводе, в 1931 г. в г. Оса и заводе Чермоз и с декабря 1931 г. в соборе г. Невьянска, т. е. на протяжении 7-и лет Плясунов уклонялся от работы. Мало этого, встречаясь и бывая в сообществе с лицами явно а/с и к/р настроенными и зная все их действия – Плясунов о всем этом не только молчал, но намеренно укрывал их к/р деятельность, проявив таким образом явное двурушничество. Так, например – будучи в Тагиле, служа вместе со священником Увицким и бывая часто др. у др. в гостях, зная его а/с настроения  и деятельность – об этом молчал (органами ОГПУ Увицкий за к/р деятельность привлечен к ответственности и находится в Вишерских концлагерях). Будучи знаком с архиепископом Алексием Кузнецовым – организатором и вдохновителем к/р организации, в данное время находится под стражей и числящимся за ОГПУ до вынесения приговора Особым Совещанием – о связях с таковым умалчивал. И наконец, находясь в самых близких отношениях со своим сослуживцем попом Покровским Иваном Федоровичем – членом к/р организации архиепископа А. Кузнецова, зная его а/с деятельность – вел совместно с Покровским а/с разговоры и зная так же о распространении брошюры Покровского с а/с содержанием, обо всем этом от органов ОГПУ скрывал»[14].

Очевидно, что следственные действия в отношении обоих священников: и Иоанна Покровского, и  Константина Плясунова – начали вести параллельно с массовым на Урале делом «Историческая гниль», однако по версии Тагильского Оперсектора ОГПУ наряду с Верхотурской, Нижнетагильской, Сарапульской ячейками контрреволюционной организации Невьянская ячейка была малочисленна и не укладывалась в концепцию следователей. Они не смогли доказать причастность священнослужителей к организации волнений прихожан по поводу предполагаемого закрытия Спасо-Преображенского собора г. Невьянска. В отношении протоиерея Иоанна обвинение даже не было предъявлено, а отца Константина привлекли за недоносительство. В жизни псаломщика Константина Плясунова был факт вербовки его органами, но выбор псевдонима «Христианин» в 20-летнем возрасте свидетельствует о внутреннем сознательном отказе от подобного рода деятельности при внешней невозможности отказаться, как это было и в случае с архимандритом Ксенофонтом (Медведевым).

Отец Константин Плясунов «особым совещанием ОГПУ 7.09.32… выслан в Западную Сибирь»[15]. Дата приговора и место ссылки указывают на внутреннюю связь его дела с уголовным делом «Историческая гниль», приговор по которому в отношении 140 священнослужителей и монашествующих Верхотурского уезда был произнесен в тот же день.

В послевоенное время батюшка служил на разных приходах. С 1949 по 1957 гг. – в кафедральном соборе г. Оренбурга.

Священник являлся автором многочисленных научно-богословских трудов, пользовался любовью со стороны священнослужителей и мирян. Отец Константин отошел ко Господу 11 февраля 1958 г.[16] в военном госпитале имени Бурденко в Москве, где проходил лечение от опухоли мозга, развившейся вследствие автокатастрофы. Вдова отца Константина Мария Александровна – дочь ныне прославленного преподобномученика Ардалиона (Пономарева) – долгие годы была хранительницей Царского креста-мощевика, ныне являющегося главной святыней монастыря во имя святых Царственных страстотерпцев на Ганиной яме. Матушка Мария передала крест в семью своего брата протоиерея Григория Пономарева и матушки Нины, дочери священномученика Сергия Увицкого[17].

Иерей Константин Плясунов и матушка Мария Александровна

Царский крест-мощевик — главная святыня монастыря во имя св. царственных страстотерпцев на Ганиной яме

19 июня 1989 г. Плясунов Константин Степанович был реабилитирован[18]. Батюшка исполнил Евангельский завет: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15, 13). Действительно, протоиерей Иоанн Покровский репрессирован не был и впоследствии служил в Казанской церкви г. Нижнего Тагила[19]. Однако невозможно осуждать священнослужителей, не устоявших в искушении: многие из них тоже пострадали от репрессий и в полной мере испили чашу физических и душевных страданий. Вот так представился отцу Павлу (Груздеву) один из них в г. Петропавловске в северном Казахстане: «А я – грешный архимандрит Ксенофонт Верхотурского монастыря»[20].

Примечания:

[1] ГААОСО. Ф. 1. Оп. 2. Д. 41750. Л. 9–9 об.; Исторические страницы Русской Православной Церкви в Верхотурье. Малоактайский скит. Часть II / Публ. подгот. Е. В. Вертилецкая, Е. Ю. Ребрина // Архивы Урала. 2006. № 9–10. С. 71; Тихон (Затекин), архим. Царское Верхотурье: альбом. Нижний Новгород: Издательский отд. Нижегородской епархии при Вознесенском Печерском монастыре, 2013. С. 195.

[2] Древо: открытая православная энциклопедия. URL: https://drevo-info.ru/articles/2463.html (дата обращения 21.12.2016).

[3] Присяга ставленника перед рукоположением в сан иерея // Русская Православная Церковь. Официальный сайт Московской Патриархии. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/1435038.html (дата обращения 21.12.2016).

[4] Указ Синода о раскрытии тайны исповеди. Полный текст. 1722, мая 17. Синодский // Livejournal. diak_kuraev. URL: http://diak-kuraev.livejournal.com/682692.html (дата обращения 20.12.2016).

[5] ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 16898. Вложенное дело № 55 на осведомителя «Христианин». Л. 2.

[6] Уголовный кодекс РСФСР. О репрессиях. Статья 58 // Наше родословие. URL: http://www.oldmikk.ru/Page3_let_turma_st58.html (дата обращения: 20.12.2016); Уголовный кодекс РСФРС 1926 г. Особенная часть. Комментарии // Красноярское общество «Мемориал». URL: http://www.memorial.krsk.ru/DOKUMENT/USSR/UK1926.htm (дата обращения 21.12.2016).

[7] ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 16898. Л. 1.

[8] Там же. Учетное дело репатрианта. Л. 1об.

[9] Там же. Л. 1.

[10] НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 43.

[11] ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 16898. Л. 4 об.

[12] Там же. Л. 5.

[13] Там же. Л. 7 об.

[14] Там же. Л. 9–10.

[15] Там же. Учетное дело репатрианта. Л. 1 об.

[16] Плясунов Константин: [База данных по новомученикам и исповедникам Российским] // Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет. URL: http://kuz3.pstbi.ru/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/ans (дата обращения 13.01.2017).

[17] Пономарева О. Г. «Во Имя Твое…». Курган: Звонница, 2003. С. 208, 222–233.

[18] ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 16898. Учетное дело репатрианта. Л. 1об. – 2.

[19] НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 513. Л. 30.

[20] Архимандрит Павел (Груздев). М.: Отчий дом, 2010. С. 462.

Скорбященский женский монастырь

Репортажи | 6 февраля 2017