Четверть века как один день
30 июня иерей Алексий Исмагилов, игумения Мария с сестрами и прихожане Скорбященской обители поздравили иерея Евгения Самойлова с 25-летием служения Церкви Христовой.
3 июля 2019 года клирик Скорбященской обители иерей Евгений Самойлов отмечает четверть века служения Церкви Христовой. Как сказал во время поздравления за воскресным богослужением иерей Алексий Исмагилов, это день рождения пастыря. Он отметил, что этот праздник не может быть только личным, т. к. священник пребывает в единстве со своей паствой. К теплым поздравлениям присоединилась игумения Мария (Сташевская) с сестрами и пожелала отцу Евгению встретить 50-летие — золотой юбилей священнического служения. В ответном слове батюшка поблагодарил за добрые слова и отметил, что о жизни священника можно писать роман. В этом есть немало правды.
9 июня 2019 года во время воскресной встречи «Полчаса с батюшкой» отец Евгений поделился с прихожанами обители рассказом о том, как стал священником. Сегодня есть замечательный повод представить эту историю:
«5 февраля 1978 года умерла моя мама. Мне было тогда 15 лет, я еще даже не имел паспорта. Родители были в разводе, поэтому я остался один. Я сейчас думаю, что мог бы загреметь в детский дом на Малой Кушве, но сюда я попал в совсем другом качестве через много лет. Слава Богу за все!
После 9-го класса я поступил в училище 93. На первом курсе я ни в чем не нуждался. У меня была стипендия 30 рублей, и мне платили дополнительно 25 рублей ежемесячной материальной помощи. А еще в училище пришел режиссер Нижнетагильского цирка и пригласил нас, молодых ребят, выступать в парад-алле. На арене мы в костюмах, с флагами должны были встречать артистов цирка. Так я ходил на эти представления и в итоге остался в цирке в качестве униформиста. Платили мне 120 рублей даже и за неполный рабочий день, так как я был несовершеннолетний. Еще я брал на проживание студентов из пединститута, так как у меня было 2 комнаты. И выходило у меня в месяц 330 рублей. Огромные по тем временам деньги, но они меня как-то не волновали.
Бывало, что ребята просили у меня 5–10 рублей сходить в ресторан. Я без рассуждения давал, и без отдачи. Закончилось это студенческое «счастье», когда ко мне стали приходить родители ребят: «Еще раз дашь денег нашим детям, пойдешь в милицию». Самому мне ходить по ресторанам и знакомиться с девушками было некогда, и слава Богу. Утром бежишь на учебу в училище, потом на работу в цирк, возвращаешься поздно, ближе к полуночи – одно желание: спать.
Еще до армии, вспоминал я потом, когда родители были вместе, в доме отмечалась Пасха. Ложишься вечером спать, утром просыпаешься – на столе куличи, крашеные яйца стоят, и все освящено.
Когда пошел в армию, в год московской Олимпиады, нам всем выдавались анкеты, и в ней был вопрос о вероисповедании. Все ребята написали «атеист», а я подумал и почему-то написал «верующий». Немного стыдился, правда, что выделяюсь от остальных ребят. Последствий это никаких не имело. То ли не обратили внимания, то ли не хотели обращать. А когда оставалось полгода до окончания армии, я стал переписываться с моей будущей матушкой Ольгой. Случилось это так. Моя мама работала на вокзале дежурной по залу. К нам приезжала тетушка со станции Быньговский, она тоже на железной дороге работала. И вот она-то и сосватала мне девушку. В письмах я спрашивал про Тагил, про цирк и другие городские новости. И в одном из ответных писем воинское начальство выделило мне жирным шрифтом: она – дочь священника Александра Швалева. Меня это совсем не смутило. Когда из армии я пришел, меня сразу и сосватали. Не удалось погулять. 18 декабря 1982 года я прибыл, а 4 марта уже сыграли свадебку. Теща стала моей мамой – красное солнышко, свет в окошке, а тесть — ныне митрофорный протоиерей — заменил отца.
Через несколько лет отец Александр, служивший в г. Троицке Челябинской области, предложил мне стать диаконом. Этому уже предшествовали непонимание и подтрунивание коллег по работе, за венчание по православному обряду последовало публичное порицание и исключение из комсомола.
26 июня 1994 года я принял диаконский сан. В диаконах я был всего неделю, и уже 3 июля владыка Георгий (Людинов) рукоположил меня во иерея. Произошло это как раз накануне праздника Троицы. Праздник зеленый, и я был «зеленый».
В семье моей матушки, кроме нее, было еще трое детей. Так случилось, что все или замужем за священниками, или сами священники. Когда я пришел к архиерею на прием, еще будучи слесарем в депо на НТМК, он посмотрел на меня и говорит: через неделю тебя рукополагаем. А я еще даже читать по-церковнославянски не умел. Вот, например, шурин мой раза три-четыре к владыке ходил. Почему так – не знаю.
31 мая 1994 года я рассчитался с работы, приехал в Троицк. Во время диаконского рукоположения сначала я прикладывался к каждому уголку престола, кланяясь на одну ногу, как положено, потом вышел к образу Спасителя, взял поднос и кувшин, и надо было в таком положении долго стоять. Такое было волнение, что я не мог пошевелиться и с меня градом лился пот, который, я думал, сейчас заполнит весь этот кувшин. В общем, испытание было. Как мне потом рассказали, владыке нравилось, когда люди волнуются. Есть такой момент в Богослужении, когда дают читать Евангелие. И владыка показывает, откуда и докуда читать. Я читал очень бегло и плохо, и, как мне казалось, владыка Георгий меня не слушал и смотрел в потолок. Остановил он меня через пару абзацев.
Как я учился потом читать по-церковнославянски? Приходил в храм, слушал, читал дома Псалтирь (в ней есть все слова, которые встречаются за богослужением), а потом приходил читать к архиерею. Владыка Георгий исправлял мои ошибки. Потом потихонечку пошло. Учиться всему пришлось на практике. В 1990-е годы не смотрели на то, есть у тебя духовное образование или нет, умный ты или не очень. Время было такое, что надо было строить, восстанавливать храмы. Батюшкам только что рукоположенным было не до учебы. Священник был в одном лице и настоятель, и председатель приходского совета, и строитель, и дежурный по храму, и повар, и сторож.
Первый приход был у меня в селе Чесма Челябинской области, это районный поселок на северо-казахстанской границе, от Троицка 72 километра. Храмом была мазанка-избушка, принадлежавшая Ирине Александровне Банниковой. Какое-то время в нем проводили только молебны с акафистом. Не было ничего: ни предметов церковной утвари, ни книг, ни церковных облачений, ни просфор. Все пришлось везти из Троицка. В доме была всего одна комната. Мы ее разделили на две части. Алтарь отделили картонкой, сделали арочку вместо царских врат. Вместо престола у меня был комод, вместо жертвенника – другой комод. Самое интересное, что в этот маленький домик на первую мою Пасху набилось 88 человек. Одной благочестивой бабушке Феодосии было 88 лет. Во время службы в духоте ей стало плохо. Она упала в обморок, и ее пришлось положить тут же на диванчик, который стоял в уголке. Потом, когда ей полегчало, она так извинялась, что помешала богослужению. Это было так благочинно, благочестиво, что не передать.
Ездили мы в Чесме и в округе на лошадях, пешком не ходили. Впервые я познал, что такое ездить на телеге, на санях. Расстояния были огромными. Когда я только начинал служить, у нас вместе с Чесмой было 20 приходов. Их надо было за месяц объехать, чтобы покрестить людей и совершить другие требы. Пришлось продать тагильскую квартиру, чтобы купить машину. Иногда за день преодолевали 90 километров. Мы с матушкой сутками не были дома, возвращались очень поздно. Приезжаем – дети уже спят. И так неделями.
Через 10 лет, в 2004 году, я с семьей вернулся в родной Нижний Тагил. Первым местом служения после возвращения стал храм во имя святого благоверного князя Александра Невского, затем было служение в Краснопольском сельском храме Рождества Пресвятой Богородицы.
А в 2006 году я стал клириком Скорбященского монастыря. В то время настоятельницей обители была игумения Кирилла (Суворова). Я до сих пор благодарен матушке за поддержку в трудные минуты жизни и все годы совместного служения. С тех пор и служу в монастыре».
Рассказ записала В. Чемезова, зав. архивным отделом монастыря
Скорбященский женский монастырь
