Записки на полях души
«… Будем делать добро всем…»
(Гал. 6: 10).
«Спешите творить добро».
Преподобный Гавриил Самтаврийский (Ургебадзе).
В своём особом понимании слово ДОБРО принадлежит к тем категориям, которые описывают поступок. На памятнике известному московскому филантропу, врачу и просветителю немецкого происхождения Федору Петровичу (Фридриху Иосифу) Гаазу, установленному в Российской столице, в Малом Казённом переулке, во дворе НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков, в лавровом венке на тёмной плите гранитного постамента высечены и горят золотом слова апостола Петра — Кифы, которые «святой доктор» считал девизом и эпиграфом всей своей жизни: «Спешите делать добро!» Взяты они из книги нашего главного тюремного медика-альтруиста «Appel aux femmes» («Призыв к женщинам»), написанной по-французски и вышедшей уже после его смерти.
«Дело не в том, чтобы совершать неслыханно великие дела, а в том, чтобы совершать ласково, вдумчиво, с любовью каждое простое дело жизни. И так, из мелких дел, вырастает большая слава для Бога. Спаситель сказал: Пусть ваш свет так светит перед людьми, чтобы, видя ваши добрые дела, люди прославили Отца вашего Небесного… До больших дел едва ли многие из нас дорастут; будем делать те мелкие, малые дела, которые в нашу меру, так, чтобы люди говорили: Как замечательно! Нет такой мелочи, которая не сияет любовью, нет такого слова, самого простого, где бы не трепетала Божия любовь!.. И тогда вокруг нас постепенно водворится то Царство любви, о котором мы все мечтаем, которое мы мечтаем построить великими делами — и разрушаем мелкими. Начнем с мелких, — они вырастут в меру любви Божественной», — писал на страницах своей книги «Любовь Всепобеждающая» митрополит Антоний Сурожский — богослов наших дней, Апостол Молодёжи и учёный муж современности. Каждый из нас должен спешить делать благо, потому что, в этом падшем мире, который во зле лежит, оно часто бывает активней добра. Хотя, согласно академической традиции, христианского Богословия и православной аскетики, зло не антологичнно. Вот как получается.
«…Иногда садовник срезал мне несколько левкоев или махровых гвоздик. Я стеснялся везти их через голодную и озабоченную Москву и потому всегда заворачивал в бумагу очень тщательно и так хитро, чтобы нельзя было догадаться, что в пакете у меня цветы.
Однажды в трамвае пакет надорвался. Я не заметил этого, пока пожилая женщина в белой косынке не спросила меня:
– И где это вы сейчас достали такую прелесть?
– Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут. Знаете, какой у нас народ.
– Кто это затолкает? – вызывающе спросил матрос с патронташем на поясе и тотчас же ощетинился на точильщика, пробиравшегося сквозь толпу пассажиров со своим точильным станком. – Куда лезешь! Видишь – цветы. Растяпа!
– Гляди, какой чувствительный! – огрызнулся точильщик, но, видимо, только для того, чтобы соблюсти достоинство. – А еще флотский!
– Ты на флотских не бросайся! А то недолго и глаза тебе протереть!
– Господи, из-за цветов и то лаются! – вздохнула молодая женщина с грудным ребенком. – Мой муж, уж на что – серьезный, солидный, а принес мне в родильный дом черемуху, когда я родила вот этого, первенького.
Кто-то судорожно дышал у меня за спиной, и я услышал шепот, такой тихий, что не сразу сообразил, откуда он идет. Я оглянулся. Позади меня стояла бледная девочка лет десяти в выцветшем розовом платье и умоляюще смотрела на меня круглыми серыми, как оловянные плошки, глазами.
– Дяденька, – сказала она сипло и таинственно, – дайте цветочек! Ну, пожалуйста, дайте.
Я дал ей махровую гвоздику. Под завистливый и возмущенный говор пассажиров девочка начала отчаянно продираться к задней площадке, выскочила на ходу из вагона и исчезла.
– Совсем ошалела! – сказала кондукторша. – Дура ненормальная! Так каждый бы попросил цветок, если бы совесть ему позволяла.
Я вынул из букета и подал кондукторше вторую гвоздику. Пожилая кондукторша покраснела до слез и опустила на цветок сияющие глаза.
Тотчас несколько рук молча потянулись ко мне. Я раздал весь букет и вдруг увидел в обшарпанном вагоне трамвая столько блеска в глазах, приветливых улыбок, столько восхищения, сколько не встречал, кажется, никогда ни до этого случая, ни после. Как будто в грязный этот вагон ворвалось ослепительное солнце и принесло молодость всем этим утомленным и озабоченным людям. Мне желали счастья, здоровья, самой красивой невесты и еще невесть чего.
Пожилой костлявый человек в поношенной черной куртке низко наклонил стриженую голову, открыл парусиновый портфель, бережно спрятал в него цветок, и мне показалось, что на засаленный портфель упала слеза.
Я не мог этого выдержать и выскочил на ходу из трамвая. Я шел и все думал – какие, должно быть, горькие или счастливые воспоминания вызвал этот цветок у костлявого человека и как долго он скрывал в душе боль своей старости и своего молодого сердца, если не мог сдержаться и заплакал при всех.
У каждого хранится на душе, как тонкий запах лип из Ноевского сада, память о проблеске счастья, заваленном потом житейским мусором».
Этот красочный отрывок из «Повести о жизни» Константина Георгиевича Паустовского, а именно из третьей книги «Начало неведомого века». Какая светлая история! Она трогает до слёз каждого благочестивого читателя. Как просто порой можно сотворить элементарное человеческое счастье. Цветы! Живые творения Божии. Но кто-то равнодушно скажет: «Какая банальность!? Подумаешь…» Но внимательно посмотрите, сколько сочных и ярких чувств они пробудили, казалось бы, в этой скупой на эмоции пёстрой толпе народа. Возможно ли в наше время интернета и эгоизма, атома и пандемии греха, в гуще незнакомых людей пробудить такие светлые эмоции? И чем, каким инсрументарием? Можем ли мы ещё удивляться, чувствуя прекрасное и видя чудесное? Кстати, описывая эту дивную драму, события которой разворачиваются в пространстве московского трамвая, нужно отметить, что прозаик в своей военной молодости во время Первой Мировой войны, оставив учёбу, некоторое время трудится кондуктором и вожатым одного из трамвайных парков столицы. Известен некий случай, когда во время работы кондуктором будущий столп русской классической литературы проучил зловредного пассажира, который регулярно не оплачивал проезд – он предлагал расплатиться за билет сторублевой купюрой, зная, что ему весьма трудно будет дать сдачу. Когда хитрый пассажир в очередной раз сел в трамвай Паустовского и протянул крупную купюру, белятер спокойно отсыпал ему заранее заготовленную гору мелочи. Малохольный мужчина был поражен такой находчивости работника транспорта и после этого случая стал исправно покупать билеты. Вот и работа над ошибками.
Читая данный отрывок большого повествования, мне невольно вспоминается одна из историй своей студенческой юности. Тогда в лихие 90-тые мы, воспитанники Одесской Духовной Семинарии, в один из летних вечеров возвращались из Оперного театра по Большому Фантану на трамвае, направляясь в общежитие своей Альма-Матери. Я уже не помню сейчас причину с чего всё именно началось, только мы запели. Да, да — начали петь в этом общественном месте. А пели мы достойно, профессионально, на разные голоса, то есть разными партиями, красивые, не современные на тот уже момент песни разного жанра и церковные произведения. Колея пролегала вдоль побережья и прочии живописные районы приморского города. Запах морского бриза и экзотических фруктов жаркого юга врывался через открытые окна транспорта. Гости и жители Южной Пальмиры, ехавшие с нами в вагоне поменялись вмгновенно: глаза заблестели, лица засветились. Неописуемая атмосфера воцарилась в одесском трамвае, о котором сложено неимоверное количество колоритных анекдотических историй, героями которых всегда являются, конечно же, представители богоизбранной нации. Кто мог — начал подпевать нашей мужской компании. Растерянней всего смотрелись те, кто входил на новых остановках. Это сейчас флешмобами уже никого не удивишь. Сначала в лицах публики читалось непонимание, потом — даже некое недовольство, а следом, смотришь, и люди поют. Вот чудеса… Вобщем, в конце поездки провожали нас пассажиры и вагоноважатая с кондукторшей со слезами на глазах, махая руками из всех окон трамвая. А это ведь своего рода формат доброй проповеди. Вот такая экстровагантная ремарка на полях.
Нужно отметить, что сочинения К. Г. Паустовского неоднократно переводились на многие языки мира. Во второй половине XX века его повести и рассказы вошли в программу советских школ по русской литературе для средних классов, как один из сюжетных и стилистических образцов пейзажной и лирической прозы. Конечно, мы все во время учёбы в школе читали произведения К. Г. Паустовского (ну или почти все). Но всему своё время. Чтобы оценить красоту слога, нужно до нее дорасти. Поэтому тогда не все понимали прелести его гения. Буду откровенен как на исповеди, вот конкретно и лично мне понадобилось «открывать» его заново.
Неимовернейшая история произошла летом уже далёкого 1964 г. 13 июня 1964 г. зрители Центрального Дома Литераторов в Москве, раскрыв рты, наблюдали удивительную картину, разыгрывшуюся на сцене. Знаменитая немецко-американская певица и актриса Марлен Дитрих встала на колени перед смутившимся мужчиной в возрасте, всем своим видом выражая глубокое почтение перед его персоной. Почему же дива мирового масштаба, прима американской эстрады, подруга Ремарка и Хемингуэя, не постеснялась склониться перед этим старцем по возрасту? Всего за один рассказ. Этим человеком был русский писатель Константин Паустовский. Четырежды номинированный на нобелевскую премию по литературе, он был известен каждому школьнику в Советском Союзе. Читали Паустовского и за рубежом. Нельзя сказать, что он был настолько же популярен, как Толстой и Достоевский, но и его книги продавались в магазинах Европы и США. Одна из них и попала в руки Марлен Дитрих. Это был рассказ «Телеграмма», повествующий о том, как, переехавшая в большой город — мегаполюс, провинциальная девушка забывает о любящей матери, оставшейся в глухой деревне, и не успевает с ней даже попрощаться, когда за старушкой приходит ангел смерти. «Он [рассказ] произвел на меня такое сильное впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала ранее, я уже не могла забыть», — написала певица в своих «Размышлениях», в которых Паустовскому посвящена отдельная большая глава. В 1964 г. Дитрих прилетела с Американского континента в советское государство с серией концертов. Не успев спуститься с трапа, она спросила о своём кумире, с которым мечтала встретиться. Оказалось, что семидесятидвухлетний писатель, страдавший астмой и перенесший до этого несколько инфарктов, находился в больнице. Тем не менее, историческая встреча состоялась. Перед концертом в Центральном Доме Литераторов переводчица артистки сообщила ей, что Паустовский в зале. «Это невозможно!» — не поверила Марлен. Но, как выяснилось, писатель вместе с супругой специально прибыл на концерт. После выступления певицу попросили не покидать сцену. Из зала к ней поднялся Константин Георгиевич. «Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени», — вспоминала светская львица. Какая трогательная и сильная мизансцена. Но а сделать это ей было совсем непросто — Марлен самой исполнилось 63 года. Дама стояла в своем узком вечернем платье на коленях и не могла подняться. Врач примадонны подбежал к сцене и закричал Паустовскому, который собирался ей помочь: «Ни в коем случае не поднимайте!» Когда ей наконец помогли встать, писатель, как истиный джентльмен поцеловал руку актрисы, и всякая неловкость исчезла, вспоминала родственница писателя Галина Арбузова. Тогда они проговорили несколько часов, а после отъезда иностранка продолжила знакомство с советским писателем, с удовольствием прочитав его «Повесть о жизни». «Он — лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно», — всегда подчёркивала в своих воспоминаниях и интервью величайшая актриса голивудского кино. Герой нашего эссе умер спутся четыре года после знаменательной встречи, прожив долгую, яркую, творческую жизнь. Ныне в этом году исполняется 55 лет со дня смерти русского педагога и драматурга. Кстати, он никогда не был членом партии, родившись и получив воспитание в верующей, православной, мещанской семье. Бабушка Паустовского была турчанкой, и до принятия христианства ее звали Фатимой.
Удивительны факты из жизни лирика. Когда Костя Паустовский учился в выпускном классе Киевской гимназии, ей как раз исполнялся юбилей — 100 лет. По этому случаю гимназию посетил будущий страстотерпец Дома Романовых, самодержец государства Российского — Николай II. Он уважительно пожал Константину, стоявшему на левом фланге строя, руку и спросил фамилию парня.
Присутствовал юноша и в Киевском Театре Оперы и Балета в тот роковой вечер, когда там на глазах помазанника Божьего и императора Всеросийского был застрелен Столыпин.
Вы не поверите, но на территории бывшего постсоветского пространства в 2010 г. именно в городе-герое Одессе был открыт первый памятник писателю, где тот в своё время трудился в СМИ, а именно в газете «Моряк». Скульптура представляет собой бюст писателя в образе египетского сфинкса.
Доброе имя Константина Паустовского, как искуссного мастера нашей русской словесности носит малая планета под номером 5269, которая была открыта советскими учеными Крымской Абсерватории в 1978 г.
Доктор Богословия, Доцент, Протоиерей Алексей Агиевич.
